Выверзнев приглушенно заматерился и прыжками ринулся вниз по лестнице. Выскочил из подъезда – и понял, что, кажется, опоздал. Стройный импозантный брюнет Кученог беседовал с пикантной блондинкой бальзаковского возраста. Точнее, беседу вела она, но, когда выпадала возможность вставить несколько слов, Панкрат делал это с видимым наслаждением.
– Достал он меня своей ревностью, Панечка! – заливалось склочное сопрано. – Развод, и только развод!.. Вчера на пять минут опоздала – я, говорит, тебе нос откушу!.. Да на фиг он мне такой сдался?.. Скажи!..
– Ситуация… – гордый собою, плавно вымолвил Кученог.
На глазах у Выверзнева, продолжая беседовать в том же духе, парочка повернулась и под ручку направилась к скамейке посреди двора. Николай хотел было окликнуть переродившегося Панкрата, но раздумал. Опыт подсказывал Выверзневу, что с Кученогом теперь лучше дела не иметь. Перестав быть уродом, Панкрат утрачивал всякую ценность в глазах контрразведки. Ну зачем ему теперь политика – нормальному человеку?.. Ясно было, как Божий день, что Аристарх Ретивой, при всех своих теплых чувствах к Панкрату, тем не менее вскорости спихнет его и станет главой подполья сам…
Николай круто повернулся и единым духом взбежал на третий этаж.
– Работаем без Кученога… – сказал он Аристарху и, не вдаваясь в подробности, дернул за шнурок звонка.
Хорошо еще, что дверь квартиры номер десять распахивалась вовнутрь, а не наружу: иначе бы Ника с ее манерой открывать каждый раз причиняла гостям серьезные увечья…
– Явились?.. – выпалила она с порога, сверкая глазами то на Песика, то на Аристарха. – Ну и что все это значит?.. Почему я должна, как дура, брать музей на пару с каким-то домовым? Мы как договаривались? Где Африкан? Где Панкрат?..
– Тихо ты, тихо… – сдавленно проговорил Выверзнев и опасливо оглядел лестничную клетку. Столь интригующее начало произвело на Нику определенное впечатление. Быстро пропустив гостей в прихожую, она в свою очередь пристально осмотрела площадку и прикрыла дверь почти бесшумно.
Пройдя в большую комнату, Николай упал в кресло и долго не мог произнести ни слова. Чудотворная стояла в углу рядом с прислоненным к стеночке помповым ружьем. В противоположном углу с очумелым видом переминался взъерошенный домовичок дымчатой масти, явно готовый в случае чего дать тягу.
– Ты хоть сама понимаешь, что натворила?.. – безнадежно спросил Выверзнев.
– А что я натворила?! – немедленно взвилась Ника. – Ни Панкрата, ни Африкана – вообще никого! Стою на крыльце, как дура, одна, в камуфле, с ружьем!.. Жду! Никто не подходит!..
– Да нельзя… нельзя тебе было брать эту икону!
– Почему нельзя?.. А это что в углу стоит?..
– Нет, я не могу… – простонал Николай. – Аристарх, ну хоть ты ей растолкуй!..
– А как это я растолкую? – испуганно сказал Аристарх. – Ты же сам говорил, что данные секретны…
Отменно сказано! Можно было побиться об заклад, что после таких слов Ника выпотрошит обоих, но до истины докопается… Так оно и случилось. Уже через несколько минут совершенно измочаленный Николай Выверзнев сидел в кресле, уронив лицо в ладони, и старческим бессильным голосом излагал все как на духу:
– Наша сотрудница…
– Ах, ваша сотрудница?..
– Да… наша сотрудница… должна была взять чудотворную икону и выйти к блокпосту… А у баклужинских пограничников задание: попытаться ее задержать… но при виде иконы все они падают ниц… по команде…
– Прелестно!.. Значит, как выкрадывать икону – так я, а как падать ниц – так перед ней?..
– На лыцкой стороне все тоже падают ниц…
– Ах, и на лыцкой тоже?..
– Да… К мосту сбегаются толпы комсобогомольцев… Ну, в смысле, наши люди в комсобогомоле, а там уже все прочие… Сопровождаемая толпой, сотрудница идет с иконой в Лыцк…
– А почему не я?!
Ахнула тишина. Выверзнев и Аристарх, глядя на разъяренную Нику, слегка отшатнулись. Анчутка наполовину ушел в стену.
– Да потому что я тебе запрещаю! – опомнившись, рявкнул Выверзнев.
Собственно, с этого момента операцию можно было считать начавшейся…
Приблизительно в то же самое время или даже чуть пораньше того в служебное помещение чумахлинского блокпоста ворвался разъяренный кряжистый отрок в бронежилете поверх пятнистого комбинезона.
– Пристрелю падлу!.. – кровожадно пообещал он.
– Какую?.. – с интересом спросили у него, прекращая чистить оружие.
– Какую-какую!.. Хренопятую! Лезет и лезет за шлагбаум! Вышвырну – опять лезет!..
– А чего это он?
– Чего-чего… Африкан его перед смертью проклял, а наши расколдовать не могут!.. Теперь вот к мавзолею рвется – в Лыцк…
– А как проклял-то?..
Отрок хотел снова заругаться, но вместо этого взгоготнул, повеселел и ясными простыми словами сообщил товарищам по оружию, как именно покойный протопарторг проклял стащившего ботинки воришку и что у того выросло на пятке…
– Да гонишь!.. – усомнился кто-то.
– Не веришь – поди посмотри…
Несчастный сидел понурясь на обочине метрах в двадцати от шлагбаума. Правая нога была замотана тряпицей.
– Здорово, контрабандист… – приветствовал его один из подошедших. – Давай показывай, чего ты там без пошлины в Лыцк провезти хотел… Декларацию заполнять будем…
Калека затравленно посмотрел на балагура и не ответил.
– Показывай давай, а то обыщем… – Погранец слегка повысил голос.
– На, обыскивай! – остервенело бросил калека и ткнул в воздух спеленутой пяткой.
Пограничники с несколько оскорбленным видом отодвинулись и заложили руки за спину.